Нелли Шульман - Вельяминовы – Время Бури. Книга первая

– День сегодня хороший. Мама на верфи выступает, где мистер Людвиг и Пауль работают. Надо Паулю и девчонкам что-нибудь купить. Игрушки, или книжку…, – книг, из-за ограничений на расходование бумаги, издавали меньше:

– Пусть порадуются…,– он решил пешком пройтись до Чаринг-Кросс и поискать что-нибудь в лавках букинистов:

– И цветы, – напомнил он себе, – для мамы и Густи. Мы обедаем вместе, я их приглашаю. Цветы я в Ист-Энде выберу…, – решил Питер, – они у метро продаются. Гиацинты, сейчас их много…, – он был без шляпы, каштановые волосы золотились на солнце.

– Дожить бы до того времени, когда я своим детям книги начну покупать…, – Питер пошел к Трафальгарской площади, – мама о внуках мечтает. Ей шестой десяток пошел…, – он проводил глазами какую-то хорошенькую девушку, в форме медицинской сестры. Питер твердо сказал себе: «Доживу».

Кованые, черные буквы R.& H. Green and Silley Weir Ltd блестели над аркой, у входа на верфь. Легкий ветер играл холщовой занавеской маленького кафе. Над стойкой, в репродукторе, низкий, томный голос пел:

– A boy found a dream upon a distant shore

A maid with a way of whispering «si senor»….

– Мисс Ирена Фогель и оркестр Джимми Дорси…, – сказал голос диктора, когда музыка закончилась:

– Песня продолжает занимать первое место в хит-параде журнала Billboard. Прослушайте прогноз погоды, на завтра…, – погоду обещали солнечную, теплую. В деревянном ящике, на подоконнике кафе, цвели гиацинты. Густи пила чай, рассматривая лимузин тети Юджинии, припаркованный на узкой улице, рядом с воротами верфи. Она хотела завтра посидеть со Стивеном в парке, на Ганновер-сквер:

– Дети играют, на осликах катаются. Карусель стоит, несмотря на войну…, – неподалеку были и большие парки, но Густи немного побаивалась отходить от Мэйфера. Она, исподтишка, положила руку на высокий живот, под просторным платьем, тонкой шерсти. Ребенок с утра затих. Густи поняла: «Скоро».

Она знала эту песню. Густи с мужем, по вечерам, включали радио. Они танцевали, в маленькой гостиной коттеджа. Они и в Берне, после венчания, зашли в кафе, по дороге в скромный пансион, где британское посольство сняло им комнату.

Густи помнила их первое танго, свой тихий шепот:

– Я четыре года не слышала джаз. Только в Геттингене, студенткой, а потом ненормальный его запретил…, – с Генрихом Густи познакомилась на вечеринке, в университете.

Улица перед верфью опустела, у рабочих шел обеденный перерыв. Тетя Юджиния выступала в столовой, чтобы не отрывать людей от производства. Густи собиралась послушать леди Кроу, но женщина заметила:

– Милая, пять сотен человек придут, с верфи, и соседних предприятий. Мы двери во двор откроем, чтобы все поместились. Духота, тесно…, – она посмотрела на живот Густи, – лучше меня в кафе подожди. Заберем Питера, и поедем обедать…, – Густи взглянула на часики. Мистер Кроу должен был подойти к верфи, от станции метро Олдгейт-Ист. Подумав о Питере, девушка вспомнила Генриха:

– Они ровесники, Питеру тоже двадцать шесть. Его светлость в том же году родился. И все не женаты…, – Густи вздохнула:

– Хотя какая женитьба, Питер и Джон сутками работают. Тетя Юджиния говорила, что Питер должен был обвенчаться, с сестрой Джона, однако она пропала…, – Густи видела семейные альбомы и прочла книгу леди Холланд.

Она помнила высокую, очень красивую девушку, на фото. Антония держала на руках белокурого, маленького мальчика:

– Никто не знает, где она…, – Густи откусила от булочки, – а мисс Ирена Фогель тоже из Германии, из Берлина. Рав Горовиц ее семье уехать помог, и Роксанна Горр, покойная. Рав Горовиц женился, хотя Америка не воюет, конечно. И мы поженились…, – Густи закрыла глаза. На розовых губах играла блаженная, тихая улыбка. Она слышала звон колоколов, в соборе Берна, видела звездную, ясную ночь, над шпилями и крышами Старого Города. Пансион помещался за углом от посольства. У них не было никаких документов. Немецкий паспорт Густи оставила в сумке, в камере хранения, на пляже, у Боденского озера. Стивен выбросил удостоверение польского рабочего. Третий секретарь посольства, занимавшийся ими, поговорил по телефону, с Лондоном. Дипломат, недовольно заметил:

– Что с вами делать, сэр Кроу? Снимем комнату, на ночь, а завтра посадим вас на самолет, в Стамбул. Коллеги о вас позаботятся…, – Стивен усмехнулся:

– Мне надо цветы купить, к свадьбе. Мы, видите ли…, – Стивен, ласково взял руку Густи, – через час венчаемся. Ссудите мне немного денег из бюджета вашего министерства, – распорядился Ворон, – королевская авиация в долгу не останется…, -подмигнув секретарю, Стивен сел писать расписку. Им дали маленькую комнатку, под крышей, но сначала пожилая, строгая хозяйка, поинтересовалась свидетельством о браке:

– На бумаге еще чернила не высохли…, – шепотом сказал Стивен жене, – я люблю тебя, люблю, Густи…, – булочка таяла на губах, пахла миндалем и ванилью. Густи вспомнила завтрак в постели, в пансионе, утром следующего дня:

– Господи, – внезапно пришло ей в голову, – я могла бы Стивена не встретить. Я бы умерла, не узнав, что такое счастье, не узнав, как это хорошо. А если что-то случится? Он полетел на оккупированную территорию, в воздухе немецкие патрули. Если его собьют, если возьмут в плен…, – Густи, по ночам, целовала мужа:

– Пожалуйста, будь осторожен…, – она клала руку на тускло блестящее, металлическое кольцо, – я тебе не зря его отдала. Как будто я всегда с тобой…, – кортик в кабину проносить запрещалось. Густи настояла на том, чтобы муж забрал кольцо. Стивен повесил его на цепочку, на шею:

– Мне так спокойней, милый, – говорила девушка. Она отпила слабый чай:

– Я бы осталась в Германии, и не узнала, как это случается, на самом деле…, – она даже немного зарделась:

– Скорей бы Стивен вернулся. Я по нему скучаю…, – муж всегда говорил Густи, что красивей ее женщины не найти, даже когда, осенью, ее сильно тошнило:

– Тошнота тоже к мальчику, – вспомнила Густи, – женщины в деревне говорили. К Николасу…, – она решила, что завтра, на Ганновер-сквер, можно позволить себе встать позже. Густи, всегда поднималась первой, и готовила мужу завтрак. Если полковник не дежурил, он укладывал Густи обратно в постель:

– Чтобы ты отдыхала, и ничего не делала. Вообще ничего, – смеялся Стивен, – я сам обо всем позабочусь…, – Густи, томно потянулась:

– Доктор сказал, что подобное можно. И мальчику это нравится, как булочки…, – она тихо хихикнула. Густи поняла, что ждет ребенка, когда они оказались в Лиссабоне. Она посчитала на пальцах:

– Дитя первой брачной ночи, получается. Неужели так бывает…, – Стивен, стоя на коленях, целовал ей руки, осторожно прикасаясь к совсем плоскому животу:

– Бывает, конечно. И будет всегда, любовь моя…, – они хотели много детей.

Густи вздохнула:

– Бомбежки заканчиваются. Стивена, скорее всего, на Средиземное море переведут. Я с мальчиком одна останусь…, – тетя Юджиния приглашала девушку перебраться в Мейденхед, но Густи, не хотела уезжать далеко от университета. Защиту диссертации наметили на следующий год. Густи, надо было навещать Оксфорд, заниматься в библиотеке, и встречаться с научным руководителем.

– И с мальчиком туда можно отправиться…, – если судить по часам, выступление леди Кроу подходило к концу, – надо на права сдать…, – подумала Густи:

– Стивен меня обучит водить машину… – вспомнив о муже, Густи, хлюпнула носом:

– Как я без него…, – она не могла себе представить, как жила раньше, без веселого свиста, на кухне, без запаха горячих тостов, без ласковой руки, обнимающей ее за плечи:

– Приду вечером, страшно голодным, и съем все, что бы ты ни приготовила. Даже тушеную капусту…– полковник делал гримасу, Густи смеялась:

– Ты капусту тайком берешь из кастрюли, а притворяешься, что не любишь….

– Потому, что Гитлер вегетарианец…, – они со Стивеном хохотали, – назло ему надо курить, пить, и есть мясо…, – по щеке Густи скатилась слеза:

– Не плачь, вы увидитесь, вечером. Не плачь, ребенку подобное не нравится…, – девушка ничего не могла сделать. Она представила командира базы, у себя в гостиной, его хмурое лицо:

– К сожалению, я вынужден, вам сообщить, леди Кроу…, – Густи увидела себя, в трауре, медали и ордена, на крышке гроба:

– Или вообще гроба не окажется. Стивен рассказывал, как его спас русский летчик, в Испании. От него ничего не осталось, тогда…, – Густи разревелась, роняя слезы в чашку с чаем.

– Ты чего? – раздался сверху озабоченный голос: «Чего случилось-то?»

Хозяйка кафе, крупная женщина, в фартуке и халате, стояла над Густи, с мокрыми руками. Когда женщины зашли в кафе, хозяйка, радушно, поздоровалась с леди Кроу:

– Старик мой говорил, что вас правительство присылает, сегодня…, – она кивнула на ворота верфи, – ваш преемник в палате справляется пока…, – женщина поджала губы, – хотя он, не вы, конечно, леди Кроу…, – Юджиния попросила крепкого кофе. Хозяйка ушла на маленькую кухоньку, женщина шепнула Густи: